Рейтинговые книги
Читем онлайн Индеец с тротуара [Сборник] - Урсула Ле Гуин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 57 58 59 60 61 62 63 64 65 ... 75

Я все это диктую на магнитофон, а потом перепечатываю. Пробовал писать сразу, вышла какая-то многословная белиберда, посмотрим, что получится теперь.

Меня зовут Оуэн Томас Гриффитс. В ноябре мне исполнилось семнадцать. Роста я небольшого для своих лет — во мне пять футов семь дюймов. Пожалуй, и к сорока пяти годам я все еще буду небольшого роста «для своих лет», так какая же разница? Я здорово переживал это в двенадцать-тринадцать лет, когда был намного ниже своих сверстников — настоящий коротышка. А в пятнадцать я вдруг вымахал за восемь месяцев на шесть дюймов и даже испугался — ноги стали как бамбучины с утолщениями, — когда же перестал расти, я оказался таким гигантом по сравнению с тем, каким был раньше, что и в самом деле нисколько не пожалел, что больше не расту. Я не толстый, но и не тощий, глаза у меня грязно — серого цвета, а на голове полно волос. Волосы вьются, и коротко ли я стригусь, отпускаю ли их — они все равно всегда торчат в разные стороны. Каждое утро я воюю с ними при помощи щетки, но безуспешно. Мне нравятся мои волосы. У них огромная сила воли… Да… однако это рассказ и не о моих волосах.

Я и по возрасту всегда был самым маленьким в классе. И дома я самый маленький, потому что один у моих родителей. Они рано отдали меня в школу, поскольку я был способный пацан. И я всегда был «способный не по возрасту». Кто знает, может, и в свои сорок пять я останусь «не по возрасту способным». Эта книга отчасти и повествует о том, как жить «способному пацану».

Впрочем, как вам известно, обычно до шестого класса все идет нормально. Никому нет до этого дела, меньше всего тебе самому. Большинство преподавателей хорошо к тебе относятся — им с тобой легко. Некоторые даже любят тебя и снабжают хорошими книгами для внеклассного чтения. Есть и такие, которые презирают способных, но у них не остается времени для того, чтобы дать тебе почувствовать, как это низко с твоей стороны разбираться лучше большинства других ребят в математике и литературе, потому что эти преподаватели слишком заняты поведением «трудных» детей. И всегда в классе есть какое-то количество детей, чаще девочек, таких же, а то и более способных, чем ты, и вы все вместе пишете пьески для школьных вечеров, составляете для учителей списки, и все такое прочее. А все эти толки о жестокости детей, они яйца выеденного не стоят, «жестокость» детей ничто по сравнению с жестокостью взрослых. Маленькие дети — способные они или отсталые, неважно, — не жестоки, просто они еще глуповаты. И они делают глупости. Они говорят то, что думают. Они еще не научились говорить то, чего на самом деле не думают. Это придет потом, когда они начнут превращаться в людей, и поймут, как они одиноки.

Мне кажется, что, осознав истинные размеры одиночества, люди смертельно пугаются. И тогда они впадают в другую крайность: они сколачивают группы — клубы, команды, общества, классы. Все вдруг начинают одинаково одеваться. Чтобы не выделиться. Не поверите, насколько важно, оказывается, правильно пришить заплату на джинсы. Если вы сделаете это не так, как принято, значит, вы «не в струю». Вы «не в струю»… Это, знаете ли, совершенно особое выражение — «быть не в струю». В какую «струю»? В одну струю с ними. Со всеми остальными. Вместе взятыми. Спасение тут — в многочисленности. Я — это не я. Я член баскетбольной команды. Я принятый в обществе человек. Я друг моих друзей. Я «черный ангел» — с пеленок не расстаюсь со своим «хондой». Я член чего-то там. Я тинэйджер. Меня вы не видите; все, что вы видите — это Мы. А Мы — всегда в безопасности.

И если ты мозолишь Нам глаза — торчишь перед Нами один, как пень, но при этом тебе сопутствует удача, Мы на тебя и внимания-то не обратим. Но если ты еще и неудачник, тогда может случиться, что Мы забросаем тебя камнями. Мы ведь не любим, когда кто-то там мелькает перед нами с заплатами на джинсах, пришлепанными как попало, и всем своим видом напоминает, что каждый одинок и спасения нет никому.

А ведь я пытался. Честное слово, пытался. С таким упорством, что теперь мне тошно вспоминать об этом. Я ставил заплаты на свои джинсы точь-в-точь, как Билл Эболд, который все делал правильно. Я толковал о правилах игры в бейсбол. Целый семестр я трудился над школьной газетой, потому что это был единственный доступный мне шанс стать членом хоть какой-то группы. Но все было напрасно. Не знаю почему. Иногда я думаю: может, иноверцы как-то по-особому пахнут, и только правоверные способны учуять этот специфический запах.

Многие ребята почти ничего не соображают. Просто ходят толпой и все. Они-то, по существу, и составляют костяк группы. А большинство вроде меня просто подлаживаются. В душе им на это наплевать, но тем не менее им удается приспособиться, их принимают за своих… Как бы мне хотелось быть таким! Лучше бы я был искусным лицемером. Это еще никому не вредило, только жить легче, ей-богу! Но мне никогда никого не удавалось обмануть. Как-то сразу они поняли, что их интересы не мои интересы и проникнулись презрением ко мне, а я — к ним за то, что они презирали меня. Но одновременно я презирал и тех немногих, которые не пытались «быть в струю». В девятом классе у нас был один высокий мальчик, который не чистил зубы и ходил в школу в белой спортивной куртке, и он предлагал мне свою дружбу. Мне бы возликовать — ведь до этого никто не хотел дружить со мной. Но мне не нравилось, что он все время говорил о ребятах, что, мол, тот свинья, а этот болван, и хотя в общем-то я был с ним согласен, мне противно было только о том и говорить, и я запрезирал его за снобизм. А потом я запрезирал самого себя за свое презрение ко всем остальным. Ну и положеньице, скажу я вам! Да вы сами, если прошли через нечто подобное, можете представить себе, что это такое.

Пока я изо всех сил старался быть как все, я и в отличники не лез, впрочем, в решении этой проблемы мне всегда помогал спорт. Не то чтобы я был не способнее своих сверстников, но получал я всегда тройки, потому что не выносил м-ра Торпа и всегда как бы отсутствовал на его уроках.

— Если бы вы, Гриффитс, на минутку выкинули из своей башки Китса и Шелли, тогда вы, возможно, хотя бы обратили ваше внимание на то, как другие играют в баскетбол.

Он почему-то всегда называл Китса и Шелли — я сам слышал, как он точно в тех же выражениях наставлял на ум еще двух-трех учеников. Он произносил эти имена, по-змеиному шипя: «Ш-ш-шелли, Китсс-с-с!» В отношении меня это было просто глупо: по-настоящему меня интересовали только биология и математика, но его ненависть возбудила во мне любопытство, и, вернувшись домой, я прочитал «Оду соловью» Китса в хрестоматии для первокурсников. В ней не оказалось Шелли, но в городской библиотеке я просмотрел его сборник, а позднее купил книгу его стихов у букиниста. Таким образом, именно м-р Торп, обучавший нас баскетболу, познакомил меня с «Освобожденным Прометеем», за что я должен был бы испытывать благодарность к нему. Однако отношения мои с м-ром Торпом так и не поправились.

Но что важно отметить: я никогда не вступал в пререкания. Мог же я, к примеру, сказать: «Послушайте, м-р Торп, нет у меня такого желания — выкидывать из головы Китса и Шелли, а тем более синусы и косинусы, а потому — катитесь-ка вы подальше, ладно?»

А ведь некоторые так умели отбрить! Помнится, еще в начальной школе слышал я однажды, как маленькая негритянка — семиклассница выговаривала нашему математику: «Не трожьте мою тетрадку! А не нравится, как сделала, — подавитесь вы ею!»

Вот это был бой! Преподаватель ничем не заслужил такого отпора, он просто пытался учить девчонку математике, и тем не менее это был настоящий бой, смелый бой, и я ею восхищался. Но сам я ни на что подобное никогда в жизни не решусь. Нет во мне этого. Не умею я бороться. Я обычно стою и слушаю, пока не представится возможность смыться. И тогда я смываюсь.

А иногда я не только стою и слушаю, но и улыбаюсь в ответ и прошу прощения.

Когда я чувствую, что расплываюсь в такой улыбке, я готов содрать с себя свою морду и растоптать ее.

Случилось это на пятый день после моего дня рождения. Мне было семнадцать лет и пять дней. Двадцать пятого ноября, во вторник. Шел дождь. Я сел в автобус, потому что, когда я вышел из школы, лило как из ведра. В автобусе было только одно свободное место. Я сел и попытался отложить воротник — он настолько промок, пока я ждал автобус, что теперь лежал у меня на загривке, как ледяная Рука Смерти. А еще я сидел и чувствовал себя виноватым. Потому что ехал автобусом.

Виноват, потому что еду автобусом. Потому что еду автобусом! Знаете, когда ты молод, самое страшное — это то, что все вокруг так обыкновенно.

А чувствовал я себя виноватым, сев в автобус, вот почему. Прошло пять дней со дня моего рождения, так? На день рождения отец сделал мне подарок. Прямо-таки фантастический подарок!

Не поверите, какой фантастический подарок он мне отвалил. Мечту эту отец, видно, лелеял несколько лет и все эти годы копил деньги. Когда я вернулся из школы, отец и подарок ждали меня. Подарок стоял возле самого нашего дома, но я даже не заметил его. Отец заговорил со мной намеками, но я не понимал его намеков. В конце концов ему пришлось вывести меня на улицу и ткнуть носом в подарок. Когда он вручал мне ключи от него, на лице его появилась такая гримаса, словно он вот — вот расплачется от удовольствия и чувства гордости.

1 ... 57 58 59 60 61 62 63 64 65 ... 75
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Индеец с тротуара [Сборник] - Урсула Ле Гуин бесплатно.
Похожие на Индеец с тротуара [Сборник] - Урсула Ле Гуин книги

Оставить комментарий